Меж двух океанов

Глава 13 ОПЯТЬ ВУЛКАНЫ!

И словно этих стихийных бедствий городу было недостаточно, его потрясали неустан­ные распри между духовной и светской властями, восстания индейцев, нападения пиратов, привлеченных его богатством. В нем процветали порок, убийства, грабежи.

А затем наступило 29 июля 1773 года, день святой Мар­ты, когда двухминутное беснование подземной стихии раз­било гордый город вдребезги. Оно поставило на колени всех, кто, пережив опустошение, счел его за конец света; люди взаимно отпускали друг другу грехи, грабители возвращали награбленное своим жертвам, кающиеся стояли в очередях к священникам, чтобы исповедаться, спесивые испанцы пре­вратились в кротких овечек, они обнимали ноги индейцев, которых многие годы порабощали, и молили отпустить им их грехи, тюремщики разбивали цепи, которыми сами при­ковывали узников в подземных казематах. Вслед за земле­трясением на истерзанный город обрушился многодневный дождь, уничтоживший ценные архивы и библиотеки; эпиде­мия тифа и несколько менее сильных землетрясений довер­шили дело уничтожения. После долгих споров между цер­ковью и испанским вице-королем о том, нужно ли Гватемалу восстанавливать, Карлос III вынудил все же в 1780 году папу подписать буллу и заставить своего твердолобого архи­епископа перенести город на другое место.

Так исчез с лица земли в то время третий по величине город западного полушария, в котором уцелела лишь горст­ка тех, кто не захотел расстаться с его великолепными окрестностями.

Если, не зная этой истории, войти на обширную террито­рию бывшего города через его заднюю калитку — через ба­нановые рощи и кофейные плантации, в голову никогда не придет искать под буйно разросшейся зеленью развалины некогда знаменитой столицы. Зелень господствует по всей окрестности, покрывает бесчисленные пригорки и переходит в густую голубизну неба с отпечатавшимися на ней силуэтами трех гордых вулканов — Агуа, Акатенанго и Фуэго, того самого Огня, который уготовал городу столь печальную судь­бу. Только теперь замечаешь, что зелень эта служит мило­сердным пластырем на изувеченных культяпках, покрыва­лом, бережно накрывшим лицо усопшего. Над этим покры­валом поднимаются изрезанные трещинами стены каменных храмов, сквозь которые вековой эриодендрон просунул свои узловатые корни. Безуспешно противятся ему просторные па­тио дворцов, где некогда бурлила жизнь. Перед глазами на­глядное воплощение — гигантские силы стихии. Не дыша взираешь на своды, упавшие друг на друга, и глазам пред­ставляется, как некий силач одним рывком подкосил все не­сущие столбы монастырской галереи, а другим сдвинул их основания в один ряд с замыкавшими своды камнями.

То там, то здесь наталкиваешься на следы жизни. В ка­менном водоеме моет свои коричневые, как корица, кры­лышки пара коноплянок; одинокий турист расставил ноги и запрокинул голову, чтобы сфотографировать расколовшийся свод; в ризнице храма безмятежно пасутся коровы. Перед порталом одного из немногих восстановленных дворцов, De los Capitanes Generates, как раз в тех местах, где не­сколько веков назад разыгрывались бои быков и казнили осужденных, спят за баранками шоферы красных, зеленых