Меж двух океанов

Глава 17

— знаменитые цыплята, жарен­ные по-мексикански в горьком перце, жареная рыба, маисо­вые лепешки — tortillas, стаканы опьяняющего пульке, почат­ки вареной кукурузы, сыр, кучи мелких красных крабов camarones, жбаны с любимым Мексиканцами arroz con leche, жидким рисовым отваром с корицей. Ешьте, люди добрые, пейте, ведь еда — это тоже составная часть дальней дороги...

Вдруг в давке метнулся длинный серо-зеленый хвост ящера. Невольно отскакиваешь, а в памяти мелькает метро­вое страшилище, выскочившее из лесу в аргентинской про­винции Мисьонес и промчавшееся через шоссе. Игуана. А вот и другая, третья, пятая, каждой из них до метра не хватает совсем немного. Но они привязаны за веревку, мек­сиканские индейцы притащили их сюда для пассажиров-ла­комок. Торговля мясом идет здесь же, прямо на перроне, три песо за порцию. Порции еще шевелятся в руках жадно рас­хватавших их покупателей. Человек, не привыкший к. такому зрелищу, на всякий случай старается держаться подальше. Хребет игуаны похож на пилу, зубатая пасть выглядит ни­чуть не привлекательнее. Верь ей потом, что она — траво­ядное.

— Es una iguana bonita, senor, no te hace, dano, — убеж­дает пропитым голосом индеец, вливший в себя пульке боль­ше, чем следует на голодный желудок. — Это совсем смирная ящерица, она ничего тебе не сделает, сеньор. Посмотри, как я щекочу ей шейку...

Приговаривая так, он под громкий хохот зевак обвел их осоловелыми глазами и протянул руку. Ящер рванулся... и полилась кровь. Некоторые в толпе стали ругать игуану за то, что она не позволила пощекотать себя, остальные смеялись, пьяный прыгал на одной ноге, высоко держа руку, на которой висели два перекушенных пальца. В это время раздался гудок паровоза, и люди постепенно разошлись по вагонам.

В нескольких километрах за Акапетагуа мы снова стоим два часа, пять, восемь. Никто не роптал, никто не ругался последними словами, люди ходили вдоль полотна, спали на насыпи, отправлялись в ближайшие деревни в гости к знакомым — все равно ведь от поезда не отстанешь, при таких черепашьих темпах успеешь вскочить на ходу когда тебе вздумается.

— Что случилось, почему стоим?

—