Меж двух океанов

Глава 17

— И никто не пострадал?

— Нет. Мы к этому привыкли. С каждым составом ездит бригада, которая ставит вагоны на рельсы, когда какой-нибудь из них соскочит. Знаете, эта дорога с особенностя­ми. Ее строили для десятитонных вагонов лет тридцать назад. Но потом появилась «Юнайтед фрут» со своими сарай-вагонами. Он пустой весит более тридцати тонн, да двадцать в него грузится. Ну и... насыпь, конечно, не выдер­живает. Рельсы у нас расползаются прямо под колесами, а шпалы прогибаются, словно резиновые.

В шесть утра, когда уже совсем рассвело, загремели буфера, металлический лязг волнами прокатился в оба кон­ца состава, далеко у здания вокзала загудел паровоз.

— Ну, счастливого пути, и не сходите с рельсов!

— И тебе тоже! Если окажешься в Хучитане раньше меня, присмотри там какую-нибудь разгрузочную плат­форму.

Путешествие оказалось изнурительным, в нем было боль­ше дерганья и стояния, чем езды. Рельсы местами расхо­дились и сразу же сходились снова, шли волнами вверх-вниз, вагоны болтались из стороны в сторону, в зависимости от того, где шпалы провалились больше, а где меньше. Луч­ше было на все это закрыть глаза и ни о чем не думать! Будь доволен, что окрестности движутся, хоть ты и не кру­тишь баранку.

День, ночь, новый день, ночь и еще день. Между ними восемь часов стояния за сошедшим с рельсов поездом, ма­шинист которого дорого заплатил за то, что пытался навер­стать опоздание с «головокружительной» скоростью пят­надцать километров в час.

На третий день состав остановился перед зданием вок­зала в Хучитане на скрещении железной дороги и недавно достроенной  Панамериканы.

О скором поезде из Тапачулы до сих пор ни слуху ни духу.

 

На мексиканской железной дороге

К  вагону  скорого  поезда,   который   за    пятьдесят   или шестьдесят, лет своей жизни никогда не знал бодрого стак­като дальнего Экспресса, у человека может появиться только сожаление. Особенно когда на боках поезда начертано слово «экспресс», которое он позорит.